Статьи
Паспорт женщины — это ее костюм
Русские эмигрантки в Париже на выставке народного костюма без слез не могли смотреть на этот осколок родины, хоть и были все эти дамы отнюдь не крестьянского происхождения. Сергей Глебушкин, владелец коллекции народного костюма, показанной на «Пермской ярмарке», живет в Москве, но родом из рязанской деревни. Для него собирательство — возвращение к собственным корням. 10 крестьянских костюмов из разных областей России он привез на выставку декоративно-прикладного искусства в Пермь.
С чего для вас началось собирательство?
Я уже больше 20 лет занимаюсь в фольклорном ансамбле «Россияночка», за это время в поисках музыкального и этнографического материала объездил всю российскую глубинку. Первый костюм, положивший начало коллекции, принадлежал моей бабушке. Она родом из рязанского села Салтыково. Я его не привез в Пермь — он слишком тяжелый, у него толстая шерстяная понёва (юбка) весом в 4 килограмма, к тому же гофрированная, ее неудобно складывать. После этого я собрал около 200 полных комплексов из 2000 предметов XIX-XX веков, самый старый датируется XIX веком. Также в коллекции есть платки, рушники и головные уборы.
Я смотрю, все костюмы у вас праздничные?
Да. У народа в основном сохранилась праздничная одежда, потому что ее надевали только по случаю. Бытового костюма почти не осталось — в нем работали: и жали, и ткали, и коров доили.
А где берете наряды? Вам их дарят, или вы их покупаете?
Специально езжу по деревням, по каким-то слухам, «наводкам». Стучусь в избы, спрашиваю, иногда так и уезжаю ни с чем. Конечно, бабушки, у которых нет наследников, дарят. Иначе сряда (костюм) уйдет в небытие. Особый случай, например, с костюмом из вашего Пермского края. С бабушкой Людмилой Николаевной Гайнутдиновой, которая сейчас живет в Чернушке, мы познакомились на передаче Андрея Малахова «Большая стирка». Тема была «Я пою частушки». Мы там поплясали с ней, попели, пообщались. Она мне потом прислала самовязанные носки, варежки. Я — в ответ — коробку конфет, халат байковый, шалочку цветастую. От нее у меня коми-пермяцкий костюм, который принадлежал еще ее бабушке. Я дорожу такой дружбой, и вообще бабушек этих люблю и называю их «подружками». Для меня более ценно, если костюм именной — когда помнишь глаза и чувствуешь душу женщины, которой он принадлежал. Те, кому сейчас 70–80–90 лет, уже не шили костюмы, они доставались им по наследству от мамы, бабушки или прабабушки. Но эти женщины еще помнят, как это носилось. Ведь в платье все очень важно. Потому что костюм — это паспорт для женщины. По одежде можно было узнать, сколько 6абе лет, сколько у нее детей, вдова ли она, солдатка, умер ли кто-то из ее детей… И уж, конечно, все понимали, из какого баба села, если та придет на ярмарку или на рынок.
Есть вещь, которую цените больше остальных?
Мне каждый рукав и каждая ленточка дороги, вышивка, которая больше не повторяется ни на одном рукаве, клетка, цветок, бисер на головном уборе… Вот, например, костюм села Дорожево Брянской области. Это певческое место — песню знаете: «Кострома, Кострома»?. Сейчас этого населенного пункта не существует, он залит водой из-за построенной ГЭС. И все традиции ушли вместе с песнями, костюмами. Села нет, а вот костюм у меня сохранился.
Одежда вроде бы из разных областей, но вся в одной цветовой гамме, красного много…
Доминируют красный, белый, черный. Красный значит красивый, праздничный. Белый — тоже торжественный цвет, он и праздничный, и траурный. Это из католичества пришел черный траурный, а на Руси всегда был белый. Крестьянки хоть и неграмотные, но дизайнерами отменными были, создавали настоящие шедевры. Девушке, когда она выходила замуж, минимум нужно было сделать костюмов 30. И праздничный, и траурный, и бытовой…
Из каких материалов шили крестьянки?
В XIX веке и раньше — из льняного, конопляного или шерстяного полотна. А с проникновением в глубинку мануфактурных тканей (ситец, шелк, парча) — и они стали внедряться в костюм. Эти материалы, которые покупали за деньги, называли еще «магазинышными». Ткани, что производились в домашних условиях, мужики называли раньше «дармовыми» — потому что жена лен посеет, обработает, соткет, сошьет, денег платить не надо, муж не тратится. «Магази-нышные» использовали, если девка выходила замуж, — покупали что-то подороже. Это сейчас мы ценим лен, коноплю, домотканину.
Вещи, наверное, приходится реставрировать?
Иногда костюм попадает в мои руки в очень хорошем состоянии, так что делать с ним ничего не надо. А бывает, приходится брать одежду в очень жалком состоянии: и дождь лил на нее, и куры гадили. Приходится отстирывать, восстанавливать. Стираю обязательно сам, но не современными порошками, а 10-процентным старым черным хозяйственным мылом. Оно продается еще в хозяйственных или скобяных магазинах в деревнях. Такое мыло сделано на основе щелочи и более приближено к условиям стирки в старые времена. Знаете, что раньше стирали не мылом, а щелочью? Из печки выгребали золу и заливали водой, когда зола оседает, в воде получается щелочной раствор, в нем и стирали. Если не отстирывается — ну, что делать, значит, будет пятно. Я не буду его вырезать или ставить заплатку. Когда приходится реставрировать сложные вещи — вышивку, орнамент — то я никогда не отдам их ремонтировать отличной швее-мотористке, которая создает уникальные платья. Ей никогда этого не сделать так, как надо. Были у меня такие ошибки.
Где храните все это рукоделие?
Дома, на балконе, в сумках. Нужно, конечно, более подобающее место для этих народных шедевров. Хотелось бы создать музей костюма, но площади в Москве дорогие, кругом коммерция. Как-то обратился к московским властям с идеей создания галереи народного костюма, они сказали: «Давайте создадим, но вы коллекцию отдайте Москве». Как же я ее отдам, если положил столько лет на это?! А что будет, если через два года сменится власть? А костюмы 100–200-летней давности…
Ольга Дворянова, журнал «Шпиль»
